Владимир Мау – о кадровой политике для нацпроектов
Достичь национальных целей, поставленных Президентом в майском Указе, планируется за счёт относительно нового для России формата – проектного управления в органах власти. Для этого необходимо не только прописать ключевые мероприятия в самих национальных проектах с указанием сроков и исполнителей, но и обеспечить госструктуры специалистами, способными работать по-новому.
Об отличиях этого формата от обычного госуправления, и о том, как он поможет повысить привлекательность и конкурентоспособность российского образования на международном рынке, в интервью порталу «Будущее России. Национальные проекты», оператором которого является информационное агентство ТАСС, рассказал ректор РАНХиГС, д.э.н., заслуженный экономист Российской Федерации Владимир Александрович Мау.
- Владимир Александрович, сколько специалистов РАНХиГС подготовит для реализации нацпроектов?
- У нас нет в этом плане какого-то специального госзадания. Однако во всех нацпроектах сегодня внедрены элементы проектного управления. И, естественно, сейчас мы включаем проектное управление во все сколько-нибудь значимые программы. Везде в переподготовку госслужащих, муниципальных служащих и даже бизнеса включается блок, связанный с методами проектного управления. Все наши программы повышения квалификации по самым разным направлениям так или иначе имеют отношение к нацпроектам. Ежегодно их проходят около 150 тыс. человек.
Понимаете, нацпроекты – это не что-то находящееся за оградой обычной жизни. Это часть нашей социально-экономической политики, и они отличаются просто тем, что по ним есть особо выделенные цели. Я бы сказал, что есть текущее функционирование – госуправление, экономика, а есть то, где надо совершить сдвиги, прорывы, продвижение.
- Какими компетенциями нужно обладать, занимаясь реализацией нацпроектов?
- Прежде всего, специфика нацпроекта состоит в том, что это элемент проектного управления. В РАНХиГС по поручению Правительства России создан Центр проектного менеджмента для подготовки специалистов, которые и должны отвечать за проектный офис в федеральных и региональных министерствах и других ведомствах. Выпускники получают специальный сертификат специалиста по проектному управлению. Вот это один большой блок.
Второй важный блок связан с тем, что, конечно, мы живем в эпоху цифровизации – это новая, совершенно новая грамотность, это тоже очень важно. Премьер-министр России Дмитрий Медведев в своей статье, опубликованной осенью в «Вопросах экономики», сравнил цифровизацию с изобретением печатного станка. И, по-моему, не все понимают глубину и важность этого сопоставления. Появление всеобщей грамотности привело к радикальным изменениям государственной системы.
Цифровая грамотность – это реально новая среда, существенным образом трансформирующая институты, то есть правила игры в обществе. И поэтому внедрение цифровой культуры не как отдельного проекта, а именно как цифрового образования, цифрового здравоохранения, цифровой инфраструктуры и так далее – это важнейший элемент современного человека, нового человеческого потенциала.
Здесь у Академии тоже имеется очень важное направление работы: мы по поручению Правительства реализуем серию программ, рассчитанных на заместителей министров, вице-губернаторов, глав департаментов соответствующих ведомств, отвечающих за цифровую трансформацию – трансформацию управления на цифровой основе. Вот это еще один элемент, который будет распространяться по всей стране, который мы включаем во многие наши программы.
Мы внедрили обязательную личностно-профессиональную диагностику на программах типа «Высшего уровня резерва управленческих кадров», она очень обстоятельная, это несколько часов на человека. Она довольно дорогая, но позволяет сформировать индивидуальную траекторию.
И там, где это возможно, мы готовим не просто специалистов или управленцев, но целостные управленческие команды. Опыт последних лет показывает, что гораздо эффективнее готовить не одного управленца, если речь, конечно, идет не о губернаторе, а целые управленческие коллективы. Мы активно внедряем симуляторы, например, у нас есть программа, которая имитирует управление регионом. Мы делаем акцент на «взрыв мозга» в смысле предложения совершенно новых задач и новых решений.
- А чем наши образовательные программы по госуправлению отличаются от зарубежных?
- Вы знаете, это же немного общий вопрос. У нас есть набор конкретных программ, которые интересны иностранцам. Они связаны со спецификой нашего рынка, они ориентированы на обобщение практического опыта. Поэтому они пользуются и огромным спросом.
- Некоторые эксперты говорят о том, что первые национальные проекты, которые были запущены в 2000-х годах, скажем так, экспериментальные проекты, не принесли того эффекта, которого от них ждали. Есть критические отзывы о проекте «Жилье».
- Основные проекты, которые были запущены в 2006 году, это «Образование», «Здравоохранение» и «Жилье», да. И, по-моему, у нас произошло очень сильное обновление на рынке жилья. Образование тоже совершило существенный переворот. Можно предъявлять разные претензии, но то, что у нас университетское образование сильно поднялось, это факт.
- То есть, по-вашему, те проекты были эффективны?
- Бессмысленно обсуждать любые проекты вне контекста того, что происходит в стране и в мире. К примеру, экспорт образования, одна из задач соответствующего нацпроекта – это только наполовину задача министерств, связанных с образованием. Культурная среда, то, как относятся к иностранцам – это может быть более значимо, чем качество образовательной услуги.
- Вы как раз перешли к нашей следующей теме – экспорту образовательных услуг. Большинство студентов, которые к нам приезжают сегодня – это жители стран СНГ, африканских республик. Каким образом можно сделать наше образование привлекательным для Европы, Америки? И какими направлениями мы можем реально заинтересовать?
- А почему вы считаете, что надо его сделать привлекательным только для Европы и Америки?
- Если привлекать иностранных студентов, то они, скажем так, должны быть максимально высокого потенциала. И, по моему мнению, сейчас к нам все-таки едут по какому-то остаточному принципу: не поступили в Европе – едут в Россию.
- Вы задали очень правильный вопрос. Потому что в экспорте образования ключевая проблема – качество спроса на образование. То есть он высокий там, куда едут хорошие студенты и требуют хорошего образования. И, наоборот, студенты едут туда, где они считают образование хорошим. Но если говорить о российской системе, то ситуация несколько более сложна.
Такой тезис: 77-79% иностранных студентов у нас из бывшего СССР. Это не только СНГ, это включая Балтию. На мой взгляд, это связано все-таки не столько с качеством, сколько с языковой средой. Все-таки у нас доминируют русскоязычные программы. Это связано и с валютным курсом – у нас дешевле. И вот соотношение цена-качество у нас в этом смысле более привлекательно после девальвации. У нас реально сильно дешевле. Это видно хотя бы по такому примеру: как сильно, по-вашему, отличается доля иностранных студентов в России и США от общего числа студентов?
- В несколько раз?
- Нет, она одинакова, это около 5%. Но если мы перейдем, скажем, к доходу, который получает государство от иностранных студентов, то здесь на долю США и Канады в долларах приходится около 32-33%, а на Россию – 1%. Связано это с качеством спроса на образование? Вопрос спорный. Да, наверное, в Гарвард, Стэнфорд, Оксфорд и Кембридж едут лучшие, но опять-таки, учащиеся должны быть способны это оплатить или получить гранты на то, чтобы там учиться. И в этом смысле, если вы скажете, что к нам едут хорошие, но более бедные, наверное, это будет так. Но говорить о том, что к нам едут из стран СНГ заведомо «плохие», нельзя.
В связи с этим меня, например, больше тревожит наш миграционный баланс: у нас уезжают те, кто предъявляет высокий спрос на образование, здравоохранение, кто развит и богат, а приезжают те, кто более беден и менее образован. Но, согласитесь, это проблема не только качества российского образования, но и среды, и многого другого.
- А как мы могли бы все-таки улучшить ситуацию с экспортом высшего образования?
- Нацпроект «Образование» об этом вполне конкретно говорит – это и позиционирование в рейтингах, и строительство общежитий, и ведение части программ на английском, и развитие центров русского языка за границей, потому что некоторые, наоборот, хотят учиться на русском языке. Это проведение маркетинговых исследований, потому что в разных странах есть разный спрос на российское образование, то есть даже на образование на нашем языке. Есть и иностранцы, которые сознательно хотят получить образование на русском. Я имею в виду не только СНГ. Есть много довольно тонких обстоятельств, которые делают образование привлекательным.
Не менее важно, кстати, чтобы мы обсуждали не только квоту, не количество бюджетных мест, а приезд самих иностранцев и их траты. Мы просто не учитываем, что доходы от экспорта образования – это не плата за обучение. Вот как вы думаете, какую долю в расходах иностранца составляет плата за обучение в российском университете в его общих расходах?
- Предположу, что 20-30%.
- 10%. А 90% – это жилье, еда, развлечения. То есть 90% остается в регионе, где он учится, грубо говоря. Это же тоже очень важный источник диверсификации доходов и финансов.
- А какие наши специальности, направления для иностранцев наиболее привлекательны?
- Это, несомненно, медицина и управленческие науки.
Источник: РАНХиГС.
