Интервью с академиком Абелом Аганбегяном: «Мы – единственная страна, где официальная минимальная зарплата ниже прожиточного минимума»
В последнее время граждане России с нетерпением ждут положительных эманаций от нашей экономики. С вопросом, есть у нас кризис или уже нет, издание «Русская планета» обратилось к мэтру российской экономической науки, академику РАН, заведующему кафедрой экономической теории и политики Факультета финансов и банковского дела (ФФБ) РАНХиГС Абелу Гезевичу Аганбегяну и взяла серию интервью у одного из ведущих экономистов СССР и России. Во времена перестройки Абел Гезевич работал советником у Михаила Горбачева.
– Расскажите, пожалуйста, Абел Гезевич, что на самом деле происходит с нашей экономикой? Средства массовой информации наперебой рапортуют якобы о ее росте, инфляция снизилась до 4%. Однако роста как-то особо не ощущается.
– На сегодняшний день есть данные Росстата за три квартала года – речь идет об увеличении внутреннего валового продукта (ВВП). Его рост за январь–сентябрь 2017 г. составил 1,6% – это официальная цифра. А небольшой рост экономики (0,3%) начался в четвертом квартале года 2016-го. Так что можно сказать, рецессию или снижение мы преодолели.
Но от рецессии, по моему мнению, мы перешли к стагнации. Потому что главная причина роста конъюнктурная – увеличение цен на нефть с 39 долларов за баррель в первом полугодии 2016 г. до 50 долларов в первом полугодии 2017-го. В связи с этим объем экспорта нефти вырос больше чем на 28% – на 60 миллиардов долларов за полгода. Такой рост экспорта и обусловил в основном рост нашей экономики от нуля к полутора процентам.
– Все произошло лишь благодаря экспорту нефтепродуктов?
– Рост экспорта в основном произошел из-за роста цены на нефть. Надо сказать, цены и экспорт черных металлов тоже выросли. Это из существенных причин. Там были и другие подвижки, но менее существенные. Но все-таки главная – нефть. А это первый аргумент в пользу того, что мы все-таки находимся сейчас в застое.
Второй аргумент: рост нашей экономики идет в отрицательной зоне, мы еще не восстановили потерянный объем ВВП. В рецессию 2014 и 2015 гг. он снизился на 3%, а восстановился на 1,6%. Мы идем «минус полтора» от исходного. Промышленность выросла на 3%: на 1,1% в прошлом году и на 1,9% – за прошедшие месяцы, а снизилась в 2015-м на 3,4%, поэтому тоже находится в отрицательной зоне. Строительство находится в большой отрицательной зоне, потому что упало на 11% в 2015–2016 гг. и еще снизилось на 2% в январе–сентябре 2017 г. В отрицательной зоне находятся инвестиции – на 11% в 2015–2016 гг., а теперь приподнялись за полугодие на 4,8%. То есть они все еще существенно ниже «нуля». Ни один важный экономический показатель пока не вышел из отрицательной зоны! И это тоже подтверждение тому, что мы в застое.
И есть третий аргумент, если рассматривать социально-экономическое развитие: у нас розничный товарооборот находится близко к «нулю» (+0,5% в январе–сентябре 2017 г.), а за время рецессии упал на 15%. При этом реальные доходы населения продолжают снижаться вплоть до последнего месяца. Сни-жа-ют-ся! Хотя они упали уже на 11%. За время рецессии, включая и этот год, у нас почти на 12% сократился ввод жилья. Вспомним 2013 г., который все экономисты признают годом стагнации, рост экономики составлял 1,3%, а сейчас – 1,6%. Но тогда не было такого снижения реальных доходов и розничного товарооборота, и тогда мы не были ни в какой отрицательной зоне. Да и рост был вызван не конъюнктурными факторами.
– А что у нас происходит с инфляцией?
– За девять месяцев она составила 4,1%. А если взять месячную инфляцию последних месяцев, то она снизилась до 3%, еще меньше. Месяц к месяцу – не очень показательно. Но тренд такой. Почему снизилась инфляция? Это не наше достижение, а продукт сильного сокращения розничного товарооборота и продолжающегося снижения реальных доходов. Товары не раскупаются, и цены растут все медленнее.
– Такое впечатление, что просто денег стало не хватать.
– У нас очень много людей живет в бедности. Мы – единственная страна, где официальная минимальная зарплата ниже прожиточного минимума. Прожиточный минимум у нас составляет около 11 000 рублей для трудоспособного населения, а минимальная зарплата – 7800, и ее получают 5 млн человек. И еще 5 млн получают от 7800 до 11 000. Российский парадокс: 10 миллионов малообеспеченных работают полный рабочий день! А, кроме того, в значительной мере бедными являются труженики и с более высокими зарплатами, имеющие детей. Зарплата полностью работающего день человека на Западе регулируется так, что ее хватает на все. Если он один, то вообще шикует даже при низкой квалификации, а если у него есть дети, то он, во всяком случае, не находится на прожиточном минимуме. Бедные у них – это в основном или безработные, или инвалиды, или какие-то временные работники, но не основной контингент, работающий постоянно. И, конечно, не пенсионеры. А у нас среди малообеспеченных очень много пенсионеров.
– Известно соотношение?
– 60% бедных составляют работающие полный рабочий день и члены их семей.
– А Центробанк как-то содействует экономическому росту?
– Центробанк, к сожалению, давно отвернулся от социально-экономического роста страны. А ведь главные источники развития: первый – инвестиции в основной капитал, второй – инвестиции в человеческий капитал. Эти два фактора дают 80% экономического роста. Но наш Центральный банк влияет на них в минимальной степени. Он, наоборот, сократил инвестиционный кредит в основной капитал в 2013– 2015 гг. на 27%, которые и так у него были мизерными – меньше 10% всех инвестиций – и довел их до 5,9% от всех инвестиций. Хотя банковские активы – главный денежный мешок государства. У нас банковские активы насчитывают примерно 80 трлн рублей – это близко к величине нашего ВВП, а инвестиционный кредит на основной капитал довели до – 1,1 трлн рублей. Активы наших банков в два с лишним раза больше всех государственных денег – то есть федерального бюджета, всех региональных и муниципальных бюджетов, и внебюджетных государственных фондов – пенсионного, социального, здравоохранения.
Кроме того, наши банки очень мало финансируют прирост человеческого капитала. Сбербанк ввел было небольшое инвестирование в обучение людей – платное профессиональное обучение, выдал полмиллиарда рублей кредитов. Но в последнее время прекратил. Полмиллиарда в большой стране – это ничего. Во всех странах можно получить большой кредит на 15–20 лет для учебы в магистратуре, аспирантуре, для получения профессионального образования, возмещая этот кредит по очень низкой процентной ставке со своей повышенной зарплаты, когда обучение закончится. Но у нас этого, к сожалению, нет. Наши банки такими кредитами не занимаются!
– А что у нас с фондовым рынком? Он есть вообще?
– Фондовый рынок есть, но он – ущербный, во многом спекулятивный. Частично принадлежащий иностранному капиталу – много акций находится в его ведении. Фондовый рынок не восстановился после кризиса 2008–2009 гг. Он больше всех упал в мире у нас в кризис – в 4,5 раза и пока еще не вернулся на прежние позиции – составляет две трети старого фондового рынка. Это единственный показатель из существенных (вместе со строительством), который до сих пор не восстановился. А в других странах фондовые рынки после снижения в кризис не только восстановились, но существенно двинулись вверх.
– Но вот Центробанк ключевую ставку снизил…
– Да, снизил до 8,25%. Но реально кредиты выдаются обычно в размерах более 10%. Даже по ипотеке сейчас средний кредит – 10,5%. Попробуйте подсчитать, сколько надо отдавать за 5, 10, 15, 20 лет – на такой срок во всем мире берут ипотечные кредиты.
У нас 8,25%. Недавно до 1% поднял ставку банк Великобритании. 0,5–0,75% – в США 0,00% – у Европейского центрального банка. 4,35% – в Китае, 0,1% – в Японии, 0,9% – в Венгрии, 1,5% – в Польше.
Главное – Центральный банк, выдавая крупные кредиты, мало занимается финансированием экономического роста и не интересуется этим. Центральный банк никогда ничего не пишет про инвестиции и ими не занимается – а это главный источник. Заметьте, что даже Д. Трамп, представляя будущего главу Федеральной резервной системы США, то есть руководителя их Центробанка, сказал с самого начала, что его задача – развитие экономики.
– Может, Э. Набиуллина не умеет?
– Она – глубокий макроэкономист и умеет это делать лучше других. Но она неправильно понимает задачи Центробанка. Она считает, что главное – сокращение инфляции, с чем Центробанк в принципе не может справиться по той причине, что инфляция зависит не от него. Инфляция существенно зависит от того, какой бюджет, сколько денег он «впрыскивает» в народное хозяйство. Второе – это государственные и олигархические монополии, на которую Центробанк никак не влияет. Монополии государства каждый год повышают цены на электроэнергию, воду, коммунальные услуги. Услуги РЖД – тоже государственная монополия, и каждый год тарифы повышаются. И конечно, это противодействует снижению инфляции. Поэтому, как ни странно, в самые плохие периоды, когда крайне важно, чтобы инфляция была низкая, особенно в кризис, у нас инфляция повышается. Вот мы перешли от 2007 г., когда инфляция была 11%, к кризису 2008-го – она поднялась до 13,3%. Перешли от стагнации к рецессии 2014 и 2015 гг. В первом годовая инфляция была 7,8%, во втором – 15,5%. В самый момент, когда она не нужна, она вырастает! И Центробанк ничего не может ей противопоставить.
Почему мы на пустом месте, без видимых причин, за полтора года до событий на Украине, присоединения Крыма, снижения нефтяных цен, в благоприятнейшей ситуации, после восстановления основных и социальных показателей докризисного 2008 г. вдруг с 2013 г. попали в стагнацию? Кто виноват? Минфин и Центральный банк вместе с Минэкономразвития! Потому что главная причина прекращения экономического роста – сокращение инвестиций. Центробанк сократил инвестиции с 2012 по 2015 г. на 27%. Да еще государственные корпорации сократили инвестиции на 30 с лишним процентов. А консолидированный госбюджет их сократил на 25%. И только частные компании подняли инвестиции на 10%.
И это после Указа Президента РФ В. В. Путина от 7 мая 2012 г. «О долгосрочной государственной экономической политике», где содержалось задание поднять инвестиции в составе ВВП до 25% в 2015 году и 27% в 2018-м (с 21% в 2012-м), а государственные ветви экономики опустили их до 17% ВВП, загнав страну в застой.
– Они стали придерживать деньги, что ли? Не хотели рисковать?
– Нет, «Газпром» строил «Северный поток», а потом «Северный поток» закончился, а «Южный поток» он не начал – изменилась структура инвестиций. У «Росатома» некоторые государства отказались, чтобы мы строили им атомные станции. На железные дороги пришел новый министр – он должен был разобраться, поэтому в 2015 г. не увеличивал инвестиции, и так далее.
А главное – важнейшее указание В. В. Путина о форсированном увеличении инвестиций до 2015–2018 гг. для обеспечения значительного экономического роста. Но это указание не сопровождается заданиями конкретным госорганизациям, а также стимулами частному бизнесу, так как у нас, в отличие от Франции, Японии, Индии, Китая, Южной Кореи и других стран, нет планирования – «забыли» его взять на вооружение из СССР, разогнав к тому же высококвалифицированные кадры Госплана.
Оригинал материала: Абел Аганбегян: «Мы – единственная страна, где официальная минимальная зарплата ниже прожиточного минимума»
