«СТИЛЬ ЖИЗНИ» Натальи Григорьевны Ломовой: «Нужно учиться не управлять людьми, а помогать им»
На сайте Академии стартовал проект «Стиль жизни». Читателей ждёт большая серия интервью с руководством, преподавателями, сотрудниками Алтайского филиала РАНХиГС – всеми теми персонами, которые и создают стиль нашего вуза. Это будут истории о профессии и о преподавании, о студентах и абитуриентах, об увлечениях и мечтах, о мировоззрении и принципах. Одним словом, самое правдивое, интересное и даже неизвестное – о всем известных личностях нашей Академии.
Заведующая кафедрой государственного и муниципального управления, кандидат психологических наук Наталья Ломова одна из главных старожилов Алтайского филиала РАНХиГС. Работает здесь Наталья Григорьевна уже 15 лет, с момента открытия вуза. Можно сказать, живая легенда академии. При этом она отнюдь не кабинетный ученый. Кто такая Наталья Григорьевна Ломова, в крае знает любой уважающий себя и свою работу чиновник, депутат или общественный деятель.
МОИ ПАЛЬЦЫ ГОВОРЯТ ТАК ЖЕ БЫСТРО, КАК И ЯЗЫК
– Наталья Григорьевна, давайте начнем с вашего детства и юности. Откуда родом, кто родители?
– Родилась я в Краснощёковском районе. Папа был фронтовиком. После войны его направили работать в милицию. Закончил свою трудовую деятельность начальником милиции Новоалтайска. Мог бы и дальше работать, но у него было десятилетнее среднее образование, а на этом посту по новым законам требовалось высшее. Папа потом работал начальником отдела кадров на заводе, затем рабочим в Новоалтайском питомнике до 60 лет. Мама была продавцом, а перед пенсией – сестрой-хозяйкой в городской больнице.
Три сестры у меня – Клавдия, Любовь и Вера, все живые. Старшая родилась еще до войны, в 1939 году. Для остальных сестер Клава всегда была большим авторитетом. Она с нами очень много занималась. Клавдия окончила педучилище. На меня повлиял ее выбор, и с детства я уже для себя не мыслила другой профессии, кроме учительской. После школы окончила Барнаульское педучилище, но дальше в мою судьбу вмешались новые обстоятельства. Во всей стране начальная школа с четырехлетки переходила на трехлетку, произошло большое сокращение учителей начальных классов. Я решила работать вожатой. Поначалу уехала к сестренке Любе на Урал в городок Катав-Ивановск. На Урале три небольших города рядом – Усть-Катав, Юрюзань и Катав-Ивановск. Трамваи там делали, холодильники «Юрюзань». Оказалось, что Сибирь по сравнению с Уралом – весьма продвинутый край. В нашем городке еще существовала узкоколейка, на станциях поезда встречали боем колоколов. (Смеется.) Для меня это было так дико! Год отработала и ностальгия по родному краю замучила. Вернулись с сестрой домой.
– А как вы попали в Ленинградский пединститут имени Герцена?
– После года пребывания на Урале в Новоалтайске с трудоустройством ничего не изменилось и пришлось идти работать в Новоалтайскую школу-интернат для глухих детей пионерской вожатой. Была секретарем комсомольской учительской организации. Мне директор предложил ехать в Ленинград, направление дал. В этом пединституте был дефектологический факультет, на котором я заочно отучилась пять лет. Надо сказать, что директор школы Трибунский А.С. сыграл очень большую роль и в моей дальнейшей биографии.
– Ага, вот откуда у вас эта специальность – «Сурдопедагогика». Навыков общения с глухими и слабослышащими не утратили?
– Возможно, некоторые навыки утратила, но понять их все равно смогу. Разговаривать с глухими научили опытные педагоги. Говорили: «Ходишь – и проговаривай про себя стихи на пальцах». До сих пор могу ходить и шевелить пальцами: «Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…». Пальцы у меня говорят так же быстро, как и язык.
– Насколько легко глухие и слабослышащие пускают в свой мир тех, у кого нет проблем со слухом?
– Среди них в 70-е годы было много детей-сирот. Среди учеников нашей школы каждый третий был сиротой. Летом мы выезжали с ними в пионерские лагеря. Нашим детям всегда хотелось общаться с теми, у кого нет проблем со слухом. В лагерях они с удовольствием обучали меня своей мимике и жестикуляции. Работать в эту школу я пришла в 1973 году, учились в ней дети по 12 лет. Выявляемость этой аномалии была не очень высокой. Иногда в первый класс к нам поступали 13-16-летние дети из глухих деревень. Некоторые оканчивали нашу школу лет в 25. Им уже жениться надо, детей рожать, а они все за школьной партой сидят. Это было проблемой для школы.
Молодые люди после окончания нашей школы, конечно, больше общались в своем кругу. Шли в профессионально-технические училища, получали профессии и трудоустраивались на «Трансмаше» или Моторном заводе. Там были специальные переводчики. Школа поддерживала связь с заводами. Дети глухих потом приходили к нам учиться. Новоалтайская школа по-прежнему работает, правда, в усеченном варианте – ее преобразовали в восьмилетку. Школа необходима – в ней происходит необходимая социализация личности. Сегодня глухие родители более продвинуты – многие стараются, чтобы их дети получили полноценное образование, начиная со школьной скамьи. В школе глухих детей учат говорить и считывать с губ. Говорят, конечно, с дефектами, но понять их можно. А это очень важно.
– В работе с нынешними студентами ваши старые навыки пригождаются?
– Глухие дети переваривают учебный материал и вообще развиваются медленнее. За восемь лет им даешь объем знаний, который в обычной общеобразовательной школе дети усваивают в два раза быстрее. В школе для глухих я получила хорошее представление о том, как развиваются обычные дети. (Смеется.) Поэтому я стала лучше понимать нормальных детей.
УВИДЕЛА, КАК ЖИВУТ ПРИ КОММУНИЗМЕ
– В Новоалтайской школе вы вступили в «стройные ряды КПСС», и этот шаг потом наложил серьезный отпечаток на вашу карьеру.
– Когда предложили подать заявление в партию, спросила совет у отца. Он для меня был главный авторитет. «Вступай, – сказал папа. – Учителям это трудно сделать». Я тогда по молодости не знала, что есть квоты для различных слоев общества, что преимущество дается рабочему классу. Через какое-то время после вступления в КПСС меня выбрали секретарем школьной парторганизации. Поработала замдиректора школы – пригласили в Новоалтайский горком партии. Доросла до завотделом пропаганды, откуда направили учиться очно в Новосибирскую высшую партийную школу. Отучилась год вместо двух и меня направили на работу в Советский район. Тогда уже демократия началась – 1988 год был на дворе. Избирали на альтернативной основе, поэтому пришлось агитировать за себя. Избрали секретарем райкома. Через полтора года новоалтайские коммунисты пригласили работать секретарем горкома. Баллотировались три кандидата, избрали меня.
В 1991 году начался массовый выход из КПСС. Я понимала, что всё идет к закату эпохи. Решила, что из партии все равно не выйду (до сих пор партбилет хранится дома), но работать буду в школе для глухих – как раз директор на пенсию уходил. И тут опять вмешалась судьба. Вызвали в крайком партии – предложили поступать в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС. Я стала отмахиваться: никуда не поеду, хватит уже учиться, мне 38 лет. Но Владимир Яковлевич Поздняков сказал: «Ты вообще хоть раз там была? Нет? Ну тогда не видела, как люди при коммунизме живут. Это, конечно шутка и не значит, что там все было бесплатно. Но учебное заведение (сейчас это наш РАНХиГС), конечно было уникальное. Город в городе. Учебные аудитории, библиотеки, конференцзалы, столовые, кафе, ресторан, концертный зал. И уникальные возможности для обучения. Я уже не говорю о возможностях общения на достаточно высоком уровне: депутаты Государственной Думы, члены Правительства. На меня очень большое впечатление произвела встреча с Гайдаром. Он совсем не так воспринимается, как по телевидению. Очень обаятельный и интеллигентный человек. Одно из занятий проводил Г.Ю. Айзенк – автор известного теста интеллекта. Так вот я поехала в мае Москвуи , как ни странно, поступила. А в августе случился путч, развал Союза и роспуск КПСС. Решила, что теперь-то с учебой точно ничего не выйдет, и с 1 октября выйду на работу в родную школу. Однако 27 сентября из Москвы пришла телеграмма с вызовом на учебу. Академию общественных наук переименовали в Российскую академию управления, где я проучилась очно три года на отделении «Социальная психология».
– Тема вашей кандидатской диссертации «Социальный психотравматизм подростков».
– С темой помог преподаватель из бывшего новосибирского ВПШ. Тема была совершенно не разработана, никто по ней ничего не писал. Базой для исследований стали истории новоалтайских детей, стоявших на учете у психиатра, и тех, кто попал в исправительную колонию для несовершеннолетних. Она в то время размещалась под Новоалтайском.
– К каким выводам вы пришли в научной работе?
– В то время в системе образования еще действовала советская концепция воспитания: «Семья – школа – общественность». Если где-то провалилось одно из звеньев триады, то два других старались «вытянуть» ребенка. В диссертации я пришла к выводу, что главные основы воспитания все равно закладываются в семье. Порядка 80 процентов причин социальных травм кроются именно в ней. Школа и общественность никогда не смогут заглянуть во все закоулки души ребенка. Твоя ненужность в семье – самая большая, тяжелейшая травма. Эти травмы по-разному влияют на детей. У одних они проявляются в противоправном, или, как мы говорим, девиантном поведении, у других происходят сдвиги в психике, начинаются психосоматические заболевания.
«КТО ТАКИЕ ПАРТИЗАНЫ?»
– Как относитесь к утверждениям о том, что школа не обязана заниматься воспитанием детей, что дело учителей – давать необходимый набор «образовательных услуг»?
– Не принимаю эту концепцию. У меня внук учится, и я вижу, что современная школа не только не занимается воспитанием – она и образование дает ограниченное. Нам говорят: хотите – сами с ребенком занимайтесь дополнительно. Родители, кто как может, пытаются это делать. В закон об образовании нужно вносить серьезные изменения. Большинство родителей заняты сейчас борьбой за выживание, и на детей им просто не хватает сил и времени.
Роль социальной среды очень важна. Возьмем нашу академию. Треть компетенций у студентов формируются не на учебных занятиях. Они создаются социальной средой вуза. Студенты участвуют в научных конференциях, вузовских мероприятиях, спортивных соревнованиях, работают волонтерами. Так же должно быть и в школе. Недавно внуку дали задание по чтению – страниц 12 текста. Миша спрашивает: «А что такое комендатура? А кто такие партизаны?». Приехали. В нашем детстве таких вопросов точно бы не возникло. Я росла в Камне-на-Оби, куда перевели по службе папу. В единственном кинотеатре «Звезда» показывали один фильм два сеанса – в 9 и в 11 утра. Все дети города его смотрели, потому что выбирать не приходилось. В воскресенье мне давали 10 копеек на кино и 13 – на мороженое. Мы впитывали массу необходимой информации не только в кино, но в октябрятских, пионерских организациях. Всех знаний в учебную программу не втолкнешь. Внеклассные воспитательные мероприятия должны восполнять все образовательные пробелы.
– Но ведь ваши родители, которые работали нисколько не меньше нынешнего поколения, все равно находили время заниматься вашим воспитанием?
– Специально – нет. Нотаций не читали. Хотя воспитание шло. Мама, как я уже говорила, работала продавцом в дежурном магазине с семи утра до 11 вечера. Два дня работала, два отдыхала. Папа уходил в милицию в шесть утра и возвращался к полночи. Мама больше всего боялась, чтобы мы не утонули в Оби (жили практически на берегу) и поэтому на целый день загружала нас работой. Каждой из нас она, уходя на работу, писала задание: Наташе сделать то-то, то-то и то-то. Свои поручения имелись у Любы с Верой. Возвращалась с работы и проверяла. И если я что-то не сделаю, будила в 11 вечера и заставляла выполнить. Это разве не воспитание? Мама была жесткой. А папа… Выяснила о том, что отец знает нецензурные слова в 25 лет! И то совершенно случайно. Пошла в гараж, а он там о чем-то с мужичками спорил. Папу призвали в армию в 1940 году. Служил в Киеве.
– «Киев бомбили, нам объявили, что началась война»…
– Да-да-да. Он воевал в пехоте всю войну, дошел до Берлина. Однажды его часть попала в окружение. Папа рассказывал, что ночью легли спать втроем, чтоб не замерзнуть. Две шинели бросили на снег, третьей укрылись. Ночью случился обстрел. Папа спал посередке. Проснулся живым, а товарищей насмерть посекло осколками. Бог его сохранил – за всю войну ни одного ранения не было. Он всего насмотрелся и не любил рассказывать про войну. В сорок шестом его демобилизовали, а дома отправили работать в милицию. Он прошел путь от сельского оперуполномоченного до начальника городской милиции. В органах внутренних дел он тоже многое пережил. Послевоенное бродяжничество, депортация репрессированных народов. В Камне жило много депортированных чеченцев.
Папа у нас заказывал мебель в дом, книги покупал – целый книжный шкаф стоял. Я в младших классах прочитала «Петра Первого» Алексея Толстого, книгу про Кутузова, «Белые ночи» Достоевского. Все подряд читала! Отец пытался уберечь нас от всего худого, что бывает в жизни. Однажды младшая сестра Вера попала в неприятную историю, и разбирался с ней папа. Она вышла из комнаты вся зарёванная и выдохнула: «Ну папа!!! Он взглядом может убить». Отец никогда не кричал и не ругался. Но этого и не требовалось. Помню, я училась в третьем классе. Папа лежал на диване, курил и читал газету. А мы с Верой на полу кувыркались. «Наташа, – сказал папа, – кинь мне спички!». Ну, я взяла со стола коробок и кинула. Стояла потом в углу три часа. «Ты что, не могла подать спички? Неужели не сообразила, что отцу нельзя кидать. Я тебе не собачка!».
ЖИЗНЬ НА ПОЛНУЮ КАТУШКУ
– Вернемся в другую эпоху. Чтобы было после защиты кандидатской диссертации?
– Совсем немного поработала в Институте повышения квалификации работников образования Алтайского края – пригласили в Новоалтайск на пост председателя комитета по социальной защите. В то время объединяли структуры Пенсионного фонда и соцзащиты, комитет получился большим – под сотню сотрудников. В 1995-1998 годах хватало проблем с задержками всевозможных выплат.
– Были моменты, когда приходилось пить успокоительные?
– Обычно я могу держать себя в руках и владеть собой. Но однажды произошла форс-мажорная ситуация. Наше двухэтажное здание комитета по соцзащите стояло на отшибе – рядом с второй проходной вагоностроительного завода. Однажды собралось, наверное, с полтысячи матерей, которым серьезно задолжали с выплатой детских пособий. Они загородили нам выходы плитами (неподалеку строился реабилитационный центр для детей) и не выпускали. Мелькали в той толпе и пьяные мужчины, и пьяные женщины. Человек пятьдесят в десять утра ворвались в мой кабинет и сидели до восьми вечера. Многие женщины были из числа неблагополучных семей. Так что «весело» было. К нам приезжали из органов внутренних дел, был глава городской администрации, а я всё говорила с мамами, говорила, объясняла, успокаивала. В конце концов, приехал из Барнаула Шойхет Яков Наумович был тогда вице-губернатором, курировавшим социальную сферу. Его появление сняло напряженность. Шойхет пообещал, что деньги завтра дадут. Люди поверили и разошлись. Когда я вернулась домой поздним вечером, говорить уже не могла. Все лицо закостенело. Даже язык не мог шевелиться. Мужу пришлось меня отпаивать. Прислали нам на следующий день 50 тысяч рублей, требовалось же два миллиона. Но людям сказали: «Мы Новоалтайску всё отдали!». Ну что – потихоньку нормализовали ситуацию.
Еще работая в Новоалтайске, я вошла в состав краевой избирательной комиссии. В 2003 году меня избрали заместителем председателя этой комиссии на освобожденной основе.
– Очень интересный период! Какая из избирательных кампаний на вашей памяти была самой напряженной?
– Выборы главы администрации края в 2004 году и выборы градоначальника в Бийске в 2006 году. Вообще, я захватила такой период, когда все кампании были непростыми. В то время в корне изменилось законодательство, к выборам проявляли большой интерес разные структуры. В крайизбирком пришло много новых людей, приходилось многое узнавать, изучать. Не раз возникали нештатные ситуации. Но для меня годы работы в администрации Новоалтайска и крайизбиркоме были самыми лучшими. Все было так динамично, интересно. Это была жизнь на полную катушку. С августа 2003 по апрель 2004 года у меня не было ни одного выходного! В семь утра уже на работе. Дежурная машина нередко развозила по домам в первом часу ночи. И мы никогда не жаловались на усталость.
Выборы были настоящими. Конечно, присутствовал административный ресурс. Так он применялся во все времена. Были всевозможные избирательные технологии. Но тогда не был так сильно развит подкуп избирателей. Сейчас можно проследить множество политтехнологий, которые так или иначе влияют на выбор избирателей. А людям не всегда удается в этом разобраться. Да они и не хотят тратить на это время, к сожалению.
– Какое качество для члена крайизбиркома самое важное, номер один?
– Самое главное – строгое следование законодательству. И объективность, которая как раз вытекает из строгого следования закону. Все кандидаты от политических партий должны быть равны. Когда я работала в крайизбиркоме, у нас не было крупных конфликтов. Хотя сторонники Михаила Евдокимова даже подавали на меня в суд. Но они ничего не смогли доказать – потому что ничего криминального и не было.
Нынешний избирком тоже обходится без больших конфликтов. Ирина Леонидовна Акимова, которая его возглавляет, очень грамотный юрист. Она умеет держать ситуацию под контролем и может дипломатично разрешить все острые моменты.
– Как вам фильм «День выборов»? Много смеялись? Или много нелепостей?
– Я веду дисциплину «Организация избирательного процесса». Когда фильм только вышел, показывала его заочникам по поводу использования грязных политических технологий. Конечно, многое в картине утрировано, но немалая доля истины в ней есть.
МУНИЦИПАЛЬНЫМ СЛУЖАЩИМ СЕЙЧАС ОЧЕНЬ СЛОЖНО
– Почему так много нареканий в наше время к работе муниципальных служащих, особенно в сельских территориях? Их плохо учили? Им мало платят? Для них написаны плохие законы? У них много обязанностей и мало финансов для их выполнения?
– Чем ниже уровень власти, тем она ближе к населению. А чем ближе к людям, тем труднее работать. Так было всегда. Населению все равно, в чью компетенцию входит решение того или иного вопроса. Есть в их районе глава администрации, значит, он за всё и отвечает. Он ведь при власти! На практике глава районной администрации просто не в силах решить тот или иной вопрос, но людям этого никогда не докажешь.
Помню рассказ председателя крайизбиркома Сергея Леонидовича Сытых (царство ему небесное!) о своей поездке в США. Он был в составе большой делегации по обмену опытом. Глава муниципалитета, рассказывал Сытых, работает три раза в неделю по четыре часа. «Как это так? – удивились наши. – А если водопровод прорвет?». – «И что? Есть компания, у которой с потребителями заключен соответствующий договор. Это её проблема, ей нести ответственность перед потребителями». У американского мэра какие заботы? Местная полиция, муниципальная школа и, возможно, муниципальная больница.
Наш глава отвечает за всё. При этом наши муниципальные служащие сами взваливают на себя большую ответственность. Я иногда привожу студентам одну историю. Было это в октябре 2002 года. Рядом с Камнем-на-Оби есть поселок Плотинный, расположенный на острове. Сельсовет там возглавляла женщина - к сожалению, запамятовала ее фамилию и имя. Симпатичная такая женщина, татарочка по национальности. Я переправилась в поселок на катере в последний день навигации. Здесь когда-то располагался заводик по производству бобин для киноиндустрии, работал гравийный карьер и была небольшая железнодорожная станция. Когда советская власть закончилась, оба производства закрылись. На станции произошли сокращения – осталось человек семь. Все жители Плотинной обитали в восьми- и шестнадцатиквартирных двухэтажных домах. Частного сектора практически не было. Почти все жители сидели без работы. Ее и в Камне-то особо не осталось. Но ведь в город еще и надо перебираться каждый день. Навигация заканчивается и, пока лед не станет, иди по железнодорожному мосту. Дорога платная – 20 рублей в одну сторону. Доведись до меня, я бы по мосту не пошла. Идешь – и дыра зияет метровая, сквозь которую видна река. А высота большая, упадешь – расшибешься насмерть.
Что придумала глава сельсовета? Вместе с главой Каменской администрации Валерием Ивановичем Горожанкиным они создали несколько субсидированных рабочих мест – зарплату выплачивал местный центр занятости. «Знаете, что самое трудное для меня? – говорила глава сельсовета. – Придумать этим людям работу на следующий день». Работали у нее одни женщины, из мужчин никто не пошел. Женщины отремонтировали Дом культуры, поставили в общественных местах заборчики, бабушкам вскопали огороды, где что надо побелили. Открыли детский садик. «Зачем вам эта морока, родители ведь не работают?» – спрашиваю. «Так мы хоть детей их накормим, некоторым дома есть нечего». В школьной кухне всё заставлено тазами с красными и желтыми перцами, тыквами, кабачками. Наварили варенье, насолили огурцов, помидоров. Школа в столовую покупала только сахар, чай и хлеб. Все остальное школьники сами выращивали. Зашли в сельсовет – у председателя все стулья, подоконники заставлены рассадой: «На следующий год мы столько цветов насадим в поселке, что у тех, кто их обрывает, ручонки устанут!». Я до сих пор вспоминаю эту женщину. Таким руководителям надо давать звезды Героев России.
Органы местного самоуправления находятся в очень сложной ситуации. Многие из муниципальных служащих недовольны ни своим положением, ни своей работой. Я думаю, по отношению к муниципальной власти ведется не совсем правильная политика. Полномочий взвалили массу, а денег дается немного. Хотя надо отметить, что наш губернатор привел в край немалые федеральные средства. И сделано на них немало. Но при этом надо искать пути самим зарабатывать свои деньги. Невозможно решить все свои проблемы за чужой счет. Нынешняя ситуация приводит к тому, что некоторые муниципалы опускают руки и ждут истечения своих полномочий: «Сделать все равно ничего не могу. Зарплата маленькая, но я ее буду получать четыре года. А там, как получится. Не выберут вновь - и ладно, невелика потеря».
В АКАДЕМИИ «БЛАТНЫХ» НЕТ – УЧАТСЯ ВСЕ
– В крайизбиркоме вы отработали четыре года.
– В 2007-м по наступлению пенсионного возраста я ушла с государственной службы и перешла в нашу академию работать на штатной основе. Работать в ней – по совместительству – начала еще в 2000 году.
– И какой год стал самым памятным?
– Трудно выделить (После долгой паузы). Каждый год запомнился чем-то особенным. Если бы не осложняли ситуацию различные бюрократические ситуации, мы бы трудились еще плодотворнее. Сейчас в системе РАНХиГС мы входим в десятку лучших филиалов. А их ни много ни мало шесть десятков. И здесь большая заслуга нашего директора. Игорь Анатольевич Панарин сумел собрать коллектив единомышленников. У нас в образовательном процессе сложилась система. Наш директор умеет предугадывать ход развития событий. Мы иногда начинаем делать то, что через год-два становится обязательным для всех филиалов РАНХиГС. Я думаю, наше учебное заведение на правильном пути.
Если бы не многочисленные отчеты и бумажки, от которых мучится вся высшая школа, мы бы могли уделять еще больше внимания студентам. Наших выпускников с удовольствием берут к себе на работу все властные структуры. Во-первых, мы активно и целенаправленно готовим их к работе. В академии трудится немало бывших и ныне работающих госслужащих. Они и учат тому, что действительно нужно. Мы часто проводим мастер-классы. К выпускникам академии неприменима знаменитая шутка Аркадия Райкина: «Забудь дедукцию – давай продукцию!». Во-вторых, мы уделяем много внимания этическим и эстетическим моментам: «Вы должны вот так-то одеваться, вот так-то общаться, вот так-то вести себя». На кафедре я всегда устраиваю «разбор полетов» по итогам их практики. Мы пытаемся продвигать студентов не только в образовательном плане, но и в воспитательном. Бывают трения, споры – а как без них? – но в целом студенты все правильно воспринимают.
– Когда я учился в Алтайском госуниверситете, мы чувствовали свою особость – в крае только один университет, остальные по праву назывались институтами, да и нас, студентов АГУ, было еще так мало, что мы почти все друг друга знали. Про нынешних студентов академии можно сказать, что они особенные? Чем они отличаются от сверстников из других вузов Барнаула?
– Наши студенты немножко по-другому подготовлены за счет того, что у нас больше возможностей работать с ними индивидуально. В сравнении с классическим или техническим университетом у нас небольшой вуз. Одно дело, когда ты приходишь в поточную аудиторию и там сидит 300 человек, и совсем другое, когда их там 30 или даже 50. Я имею возможность не просто отбубнить лекцию, но применить, допустим, метод проблемного обучения, вытянуть аудиторию на дискуссию. В этом случае материал лучше усваивается.
Последние три года Москва выделяет места для бюджетного набора, и это заметно повысило уровень наших абитуриентов. Приходит очень подготовленный народ. Одна девочка в прошлом году имела 285 баллов по ЕГЭ. В 2014 году на наше направление самая низкая отметка на бюджетный набор составляла 214 баллов.
Нынешние дети очень прагматичные. В большинстве своем знают, что им надо, зачем они идут в нашу академию. На Дне открытых дверей школьники такие вопросы задают, что не каждый взрослый сможет сформулировать. Их интересует статус вуза, образцы дипломов, будущие место работы и зарплата, гарантии трудоустройства.
– Многие ваши выпускники – люди очень известные в крае и за его пределами. Все ли они были прилежными, усидчивыми, дисциплинированными студентами?
– Первый выпуск заочников был особенно показателен в плане известности. Яков Николаевич Ишутин, Александр Евгеньевич Колобов, Владимир Иванович Кормаков – можно долго перечислять! Недавно заочники спросили про своих именитых предшественников: «Вы хотите сказать, что они все ходили на занятия?». Я ответила, что с зачеткой из них никто не бегал за преподавателями и никто не просил «войти в положение».
Когда мы набрали тот первый курс заочников, я взяла список и испугалась. Говорю в учебном отделе: «Не пойду к ним! Чему я их буду учить? Они все опытные руководители». Но куда деваться? Зашла в аудиторию – она битком, все пришли, смотрят внимательно. И знаете – более благодарной аудитории у меня никогда больше не было! Очень интересно с теми заочниками было работать. Все ходили на занятия, писали все мои лекции, задавали вопросы, спорили. Мы взаимно обогащались. А какие они дипломы написали! Как сказал Колобов: «Чему-то новому вы нас, может, и не научили, но в систему то, что ершилось в наших головах, привели».
Сейчас у нас учится глава краевой ФСКН Андрющенко. Честно скажу, когда Андрей Иванович приходил, то я и не знала, что он возглавляет службу наркоконтроля. Лицо показалось знакомым, но я уже давно не работаю в структурах власти, поэтому особенно и не придала значения: мало ли их, знакомых для преподавателя лиц? Принес курсовую, я ему четверку поставила, замечания высказала. На экзамене отвечал нормально. Мне только потом разъяснили, кто такой Андрющенко.
В этом плане мне импонирует позиция нашего директора. Панарин никогда не заставляет ставить нужные оценки «нужным людям». В нашей академии учатся все.
НЕ БОЙТЕСЬ ОБЩЕНИЯ
– Вы строгий преподаватель?
– (Смеется.) Это надо у студентов спрашивать! Они вроде бы не жалуются. Я могу кому-то пойти навстречу. Заочникам, которые вечно по уши заняты и, бывает, с большим трудом вырываются на занятия. Какие-то моменты им можно простить. Очникам – никогда. Очников заставляю работать по полной программе.
– Ваши пожелания будущим первокурсникам? Что им нужно успеть за годы обучения в академии – посмотреть, прочитать, посетить, сделать?
– Пожелаю им воспользоваться всеми возможностями для развития личности, которые предоставляет академия. Их немало, начиная с того, что есть возможности получать повышенные стипендии, в том числе президентские и правительственные. Можно заниматься наукой, творчеством, спортом. Ребята, пока вы учитесь, не упускайте этих шансов. В жизни всё может пригодиться. Государственному и муниципальному служащему вообще важно быть всесторонне развитым.
– Вы хорошо разбираетесь в людях. Слышал, что когда работали в краевой администрации, быстро определяли будущего начинающего чиновника: сможет работать или нет. Что все-таки нужно государственному или муниципальному служащему для успешной самореализации?
– Чиновник должен быть очень ответственным человеком. Но самое главное – ему постоянно нужно заниматься самосовершенствованием. Знать все законы, акты, рекомендации, быть в курсе всех изменений. Чиновник должен уметь общаться с людьми любых возрастов, рангов, профессий. И не бояться этого общения. Это показатель слабости, когда краевой чиновник едет, предположим, на ферму и требует от местных сопровождающего.
Наши студенты на первом курсе пишут эссе «Почему я выбрал профессию госслужащего?». Постоянно отвечают: «Хочу управлять людьми». А я им говорю: «Вы не управлять идете, а служить». В чем еще одна беда нынешних муниципалитетов? Они встали над людьми, они хотят ими управлять. А в местном САМОУПРАВЛЕНИИ надо не управлять, а видеть в людях людей, понимать их проблемы и пытаться что-то для них сделать. Помогать им. Вот что главное!
– Хорошо вас знающие люди говорят, что вы образцово-показательная бабушка, очень внука Мишу любите. Поделитесь секретом: что нужно делать, чтобы заслужить такое почетное звание? Любить внука – это понятно. А что еще?
– Знаете, не было бы детского социального психотравматизма, если бы в семье постоянно интересовались внутренним миром ребенка, жили его заботами. Пытайтесь понять вашего ребенка. Особенно в наше сложное время.
– Если вам дали шанс прожить жизнь заново, чтобы бы сделали иначе?
– До сих пор испытываю чувство вины перед моими родителями. Я не все сделала для того, чтобы родители прожили дольше. Папа умер в 69 лет – слабое сердце. Мама за год до смерти переболела клещевым энцефалитом, у нее была частичная парализация лицевого нерва. Во время лечения катаракты игла задела этот парализованный нерв – процесс парализации стал распространяться на весь организм. Я это поняла слишком поздно. В случае с родителями, наверное, можно было найти других врачей, другие лекарства. Но мне все время было некогда, работа всегда целиком поглощала. А домашние, как говорится, по остаточному принципу… А в остальном всё, наверное, шло нормально в моей жизни. Психологи говорят, что в среднем через пять лет надо что-то менять. Так и выходило – что-то постоянно предлагали. И на любом месте мне было интересно работать. Всегда везло с коллективами.
– Вы много работаете и при этом прекрасно выглядите, дома у вас уют и комфорт. Откуда силы берете?
– (Смеется.) Мне кажется, вы несколько приукрашиваете действительность. Но, действительно, мой дом – моя крепость. В нем должно быть уютно. Холодильник всегда должен быть полным, чтобы досыта накормить гостей или родственников. Миша после школы идет сразу ко мне. Квартира располагается в обычной «хрущёвке» рядом с кинотеатром «Мир». Муж много лет прожил на Севере в бараках и к домашней ауре был очень восприимчив. Мы долго выбирали квартиру, много чего просмотрели, и когда зашли в эту, нас как будто в пуховое одеяло завернули. Муж уверенно сказал: «Берем!». Мужа уже 15 лет как не стало, а я здесь так и живу. Меня эта квартира всем устраивает. Стараюсь, чтобы и на нашей кафедре было уютно во всех отношениях.
Беседу вёл Сергей Винокуров
